В трещинах старого дерева проворно сновали ящерки, перекликались и отлично друг дружку понимали, потому что говорили на своем, ящеричном, языке.
— Надо же, какой шум и гам стоят в старом Волшебном холме! — сказала одна ящерка. — От этого громыхания я уже две ночи глаз не смыкала, словно от зубной боли, от которой тоже не заснешь!
— Там что-то готовится! — заметила другая. — До первых петухов весь холм у них вверх дном стоит, открытый настежь, на четырех огненных столбах, комнаты прилежно проветривают, а девушки — эльфы разучили новые танцы, с притопами. Что-то там готовится!
— Верно! Я говорила со знакомым дождевым червем, — вмешалась третья ящерка, — он как раз приполз с холма, день и ночь копался там в земле и много чего слыхал, видеть-то бедняжка не видит, зато умеет ловко двигаться на ощупь да и слышит превосходно. В Волшебном холме ждут гостей, знатных гостей, но кого именно, дождевой червь то ли сказать не захотел, то ли не знал. Всем болотным духам-огонькам велено прийти и устроить этакое факельное шествие, а серебро и золото, которого в холме предостаточно, начищают до блеска и выставляют на лунный свет!
— Кто ж такие эти гости? — Ящерки просто терялись в догадках. — И что там творится? Слышите, какой шум да гам?!
В этот миг Волшебный холм раскрылся и наружу мелкими шажками вышла старуха из эльфов, хоть и без спины, но одетая вполне достойно; она состояла со старым королем эльфов в дальнем родстве, служила у него домоправительницей и носила на лбу янтарное сердечко. Ноги ее шагали проворно — топ-топ! топ-топ! Любо-дорого смотреть, как ходко она направилась прямиком в болото, к Козодою.
— Нынешней ночью вас просят пожаловать в Волшебный холм! — молвила она ему. — Но не окажете ли нам прежде большую услугу, не возьметесь ли передать приглашения? Сделайте доброе дело, вам ведь нет нужды заниматься хозяйством! Мы-то ждем очень знатных гостей — троллей, тут не до шуток, вот старый король эльфов и хочет себя показать!
— Кого же надобно пригласить? — спросил Козодой.
— На большой бал может прийти кто угодно, даже люди, коли умеют они разговаривать во сне или делать хоть чуточку из того, на что способно наше племя. Однако на первое пиршество допустят не всякого, тут без строгого отбора не обойтись, за столом мы соберем лишь самых что ни на есть знатных. Я повздорила с королем эльфов, так как, по моему мнению, даже призракам на этом пиру не место. Перво-наперво нужно позвать Морского Хозяина с дочерьми, им, конечно, не больно-то нравится выходить на сушу, но уж мы снабдим их мокрыми камнями для сидения или чем получше, и я думаю, на сей раз они не откажутся. Всех старых хвостатых леших первого разряда, Речного Хозяина и гномов пригласим, а еще, по-моему, никак нельзя обойти Могильную Свинью, Адского Коня да Церковное Страшило. Они, конечно, связаны с духовенством не нашего роду-племени, но такова уж их должность, а нам они близкие родичи и всегда заходят в гости!
— Хорошо! — сказал Козодой и полетел разносить приглашения.
Девушки-эльфы уже танцевали на Волшебном холме — танцевали с длинными шарфами, сотканными из тумана и лунного света, залюбуешься, коли тебе по нраву такое. Большой зал в Волшебном холме тщательно прибрали и вычистили; полы вымыли лунным светом, а стены натерли чародейским жиром, и они блестели на свету, будто лепестки тюльпанов. На кухне было полным-полно лягушек на вертеле, да ужовых шкурок, фаршированных детскими пальчиками, да салатов из молодых поганок, мокрых мышиных носов и цикуты, да пива, сваренного болотной ведьмой-кикиморой, да сверкающего селитряного вина из гробового подвала — все чин-чином, как полагается; не забыли и такие лакомства, как ржавые гвозди и стекло из церковных окон.
Старый король эльфов велел отполировать свою корону толченым грифелем, каким пишут первые ученики, а ведь заполучить этакий грифель королю эльфов очень непросто! В опочивальне повесили занавеси, прошитые ужовником. Да, суматоха и впрямь была несусветная.
— Вот покурим здесь конским волосом да поросячьей щетиной, и можно считать, я свое дело сделала! — молвила старая королевская домоправительница.
— Милый папенька! Нельзя ли узнать, кто же эти знатные гости? — спросила младшая дочь.
— Ладно! — отвечал отец. — Теперь, пожалуй, можно и сказать. Двум моим дочерям пора готовиться к свадьбе. Двух-то мы, уж точно, выдадим замуж. А в гости мы ждем норвежского тролля, Доврского Деда, что живет в горах и владеет множеством каменных замков да золотым промыслом, который куда получше, чем думают, и приедет наш гость не один, а с двумя сыновьями, чтобы они выбрали себе жен; старый тролль — настоящей, честной норвежской породы, веселый, открытый, я знаю его по давним временам, когда пил с ним на брудершафт, он приезжал сюда за женой, дочкой короля Полевых Васильков с острова Мён, в долг ее взял, как говорится, правда, теперь она уж померла. Ох, до чего ж я стосковался по старому Доврскому Деду! Сыновья у него, сказывают, необузданные, дерзкие юнцы, но, может быть, это вовсе даже неправда, и они остепенятся, когда повзрослеют. Надеюсь, вы их усмирите!
— А когда они приедут? — полюбопытствовала одна из дочерей.
— Тут все зависит от ветра и погоды! — отвечал король эльфов. — Они путешествуют экономно. Морем сюда пожалуют, с оказией. Я-то хотел, чтобы они ехали через Швецию, но старика по сей день никак туда не заманишь. Не поспевает он за временем, и я этого не одобряю!
В этот миг подбежали вприпрыжку два болотных духа, один оказался проворней другого и потому пришел первым.
— Едут! Едут! — закричали они наперебой.
— Подайте-ка мне корону, я стану в лунном свете! — сказал король эльфов.
Дочери его подхватили свои длинные шарфы и низко поклонились.
У порога стоял Доврский Дед, старый тролль в короне из нетающих ледяных сосулек и полированых еловых шишек, в медвежьей шубе и теплых сапогах; сыновья же его были в рубахах с открытым воротом и без подтяжек — им, богатырям, все нипочем.
— Это гора? — воскликнул младший, показывая на Волшебный холм. — У нас в Норвегии это называют дырой!
— Мальчики! — сказал старик. — Дырой называют выемку, а горой — возвышенность. У вас что, глаз нету?
Удивило их здесь одно-единственное — то, что они с легкостью понимали местное наречие.
— Не умничайте! — прицыкнул Доврский Дед. — Можно подумать, вы еще совсем желторотые!
Засим они вошли в Волшебный холм, где впрямь собралось изысканное общество, да так быстро, словно их ветром принесло, а внутри все было устроено красиво и удобно для каждого. Морской народ сидел у стола в больших лоханях с водой и знай твердил, что чувствует себя прямо как дома. Все гости держались за трапезой достойно, чин-чином, кроме младших норвежских троллей, которые водрузили ноги на стол, ведь они думали, им теперь все прилично.
— Ноги прочь! — приказал старый тролль, и сыновья послушались, хоть и не сразу.
Оба щекотали свою соседку еловыми шишками, что были припасены в карманах, а сапоги свои сняли удобства ради, и отдали ей: пусть, мол, присматривает. Однако ж отец, Доврский Дед, был не им чета, он так замечательно рассказывал о величавых норвежских горах, о водопадах, в белой пене низвергающихся с круч, грохочущих, будто гром и органные басы. Рассказывал о лососях, которые выскакивают навстречу низвергающимся струям, когда Водяной играет на золотой арфе. Рассказывал о сверкающих зимних ночах, когда под звон санных бубенцов юноши с горящими факелами в руках бегут по гладкому льду, до того прозрачному, что видать, как перепутанные рыбы кидаются врассыпную у них под ногами. Да, старый тролль был мастер рассказывать — всяк будто наяву видел и слышал все, о чем он вел речь: шумели водяные мельницы, работали лесопилки, парни и девушки распевали песни и отплясывали халлинг! Оп-ля! Старый тролль вдруг расцеловал королевскую домоправительницу, крепко расцеловал, словно родную, а ведь они вовсе не состояли в родстве.
Пришла пора девушкам — эльфам станцевать — и простые танцы, и с притопом, и очень им это шло, а затем настал черед танца художественного, или, как принято говорить, «самозабвенного», любо-дорого было смотреть, как ловко они вытягивали ножки, не понять, где начало, а где конец, где руки, а где ноги; шарфы так и завивались меж плясуньями, словно стружка, а те вихрем кружили по залу, и в конце концов Адскому Коню стало дурно и пришлось выйти из-за стола.
— Ого! — воскликнул Доврский Дед. — Ноги-то ишь как весело да бойко пляшут! А кроме как танцевать, вскидывать ноги да кружиться вихрем, дочки твои еще что-нибудь умеют?
— Скоро узнаешь! — отвечал король эльфов и тотчас подозвал к себе младшую, тоненькую и светлую, словно лунный луч, самую красивую из всех сестер.
Она взяла в рот белую щепочку и вмиг исчезла — таково было ее искусство.
Доврский Дед, однако, объявил, что терпеть не мог, когда его жена проделывала этот фокус, и сыновьям такое, поди, тоже не по нраву.
Вторая дочка умела ходить подле себя самой, как бы тенью, которой у волшебного народа вообще-то нет.
Третья была совсем на них не похожа, она училась в пивоварне болотной ведьмы-кикиморы и умела начинять кочки светляками.
— Она станет хорошей хозяйкой! — воскликнул старый тролль и заморгал глазами, потому что не хотел пить слишком много.
Настал черед четвертой королевской дочки — эта играла на большой золотой арфе и едва лишь тронула первую струну, как все подняли левую ногу, ведь волшебный народ поголовно левши, потом она тронула вторую струну, третью — и все поневоле исполняли то, что ей заблагорассудится.
— Опасная барышня! — сказал Доврский Дед, а сыновья его вышли из холма, потому что им стало скучно.
— Ну а следующая дочка что умеет? — осведомился старый тролль.
— Я выучилась ценить норвежцев! — отвечала та. — И замуж пойду, только если смогу уехать в Норвегию.
Младшая из сестер, однако ж, шепнула старому троллю:
— Тут все дело в одной норвежской песне, из которой она узнала, что, когда наступит конец света, норвежские скалы уцелеют, станут надгробными камнями, потому ей и охота попасть туда, очень уж она боится умереть.
— Хо-хо! — вздохнул Доврский Дед. — Вот, значит, как. А что умеет седьмая, последняя?
— Прежде идет шестая, — поправил его король эльфов, ведь он умел считать, но шестая дочка вовсе не стремилась показывать свое искусство.
— Я умею всего-навсего говорить людям правду. Никто не обращает на меня внимания, только и остается, что шить себе саван!
Наконец пришел черед седьмой, последней дочки, и что же она умела? А вот что: она умела рассказывать сказки, сколько угодно и о чем угодно.
— Гляди, вот мои пять пальцев, — молвил Доврский Дед. — Ну-ка, расскажи мне про каждый!
Девушка-эльф взяла его за руку, а он засмеялся так, что даже в утробе забулькало, и когда она дошла до безымянного пальца — тот был опоясан золотым кольцом, будто знал, что дело идет к помолвке, — сказал:
— Держи крепко, рука твоя! Я сам на тебе женюсь!
А девушка заметила, что надо еще рассказать о безымянном пальце и о малыше-мизинце.
— Про них мы послушаем зимой! — воскликнул старый тролль. — И про ель послушаем, и про березу, и про дары волшебниц-хульдр, и про трескучий мороз! Ты непременно обо всем расскажешь, у нас-то дома никто этого толком не умеет. Сядем в каменной горнице у очага, где горят сосновые щепки, и будем пить мед из золотых рогов давних норвежских королей, которые я получил в подарок от Водяного. И пока мы этак сидим, в гости к нам заглянет сосед — Домовой и споет тебе все песни горных хуторянок. То-то повеселимся! Лосось запляшет в водопаде, забьется о каменную стену, только внутрь ему не войти. Да, ты уж поверь, в доброй старой Норвегии жизнь хоть куда! Но где же мальчики?
И правда, где же мальчики? Они гонялись по полю за болотными духами, которые чин-чином явились устраивать факельное шествие, и задували им огоньки.
— Вольно вам шастать по округе! — сказал старый тролль. — Я выбрал для вас мать, теперь можете каждый взять по тетушке.
Но сыновья объявили, что лучше скажут речь да выпьют с девицами на брудершафт, а жениться им неохота.
Так они и сделали: держали речи, пили на брудершафт, а чарки надевали на палец, показывая, что выпили до дна; потом оба разделись и прямо на столе улеглись спать без всякого стеснения. Доврский же Дед отплясывал в зале со своей юной невестой, поменявшись с нею обувкой, — это ведь куда изысканней, чем меняться кольцами.
— Вот и петух запел! — молвила старая королевская домоправительница. — Пора закрывать ставни, чтобы солнце нас не спалило.
И холм закрылся.
А ящерки все сновали вверх-вниз по трещинам древесного ствола, и одна сказала другой:
— Ах, как же мне понравился Доврский Дед!
— Ну а мне больше по нраву его сыновья! — заметил дождевой червь, но он, бедняга, был слепой и ничего не видел.
Примечания
«Волшебный холм» (Elverhøj) — впервые опубликована в 1845 г. в третьем выпуске первого тома «Новых сказок» вместе со сказками «Красные башмачки», «Прыгуны», «Пастушка и трубочист», «Хольгер Датчанин». Фольклорные персонажи, упоминаемые в сказке (болотные духи-огоньки, козодой, могильная свинья, адский конь, церковное страшило и некоторые другие) заимствованы Андерсеном из «Датских народных преданий» Тиле.
Козодой — призрак, заколдованный и превращенный в птицу. Могильная Свинья — предвещающий беду призрак свиньи, которую в старину, согласно преданию, живьем закапывали в землю при строительстве церкви.
Адский Конь — трехногий конь, вестник смерти.
Церковное Страшило — сверхъестественное существо, следящее за порядком в церкви.
Доврский Дед — тролль, живущий в норвежских горах Довре.
Халлинг — норвежский народный танец, вид польки.
Хульдра — широко распространенный образ скандинавского фольклора, сверхъестественное существо женского пола с прекрасной внешностью и коровьим хвостом. Очаровывает людей своим пением. У поэтов-романтиков — олицетворение природы.
Золотые рога — украшение шлема древнескандинавских воинов, викингов.