Давным-давно был на свете старый замок с заросшим ряской рвом и подъемным мостом, который редко когда опускали: не все гости приходят с добрыми намерениями. Под свесом кровли были устроены бойницы, чтобы стрелять и лить кипяток да расплавленный свинец на врага, коли тот подступит к стенам. Потолок внутри был накатный, высокий, и хорошо, что так, ведь камин, в котором горели большущие сырые поленья, сильно дымил. По стенам висели портреты закованных в броню мужей и горделивых дам в тяжелых платьях; самая статная из них жила сейчас хозяйкою в этом замке, и звалась она Метта Могенс.
И вот однажды под вечер явились разбойники, убили троих ее людей и цепного пса в придачу, госпожу Метту приковали цепью к собачьей конуре, а сами расселись в зале — пили вино из ее погребов и доброе пиво.
Госпожа Метта стояла прикованная цепью, и даже лаять ей было не дано.
Тут подошел к ней молодой разбойник, тихонько подкрался, тайком от других, иначе бы не сносить ему головы.
— Госпожа Метта Могенс! — сказал он. — Помнишь ли, как при твоем муже пытали моего отца на деревянной кобыле, ты просила за него, но тщетно, досталось ему терпеть пытку, пока не станет он калекой. А ты украдкой пришла, вот как я теперь, своими руками подложила ему под ноги камешек, чтобы мог он найти роздых. Никто этого не видел, хотя, может, и видел, но представлялся, будто не видит. Ты была молода и добра душой! Так рассказывал мне отец, и я сохранил его рассказ, как говорится, сокрыл в памяти, но не забыл. И пришел освободить тебя, госпожа Метта Могенс!
Взяли они на конюшне лошадей, поскакали прочь, в дождь и ветер, за помощью. И друзья не оставили их в беде.
— Ты с лихвою воздал мне за малую услугу твоему батюшке! — сказала Метта Могенс.
— Сокрыто — не забыто! — отвечал юноша.
Разбойники были повешены.
* * *
А этот старый замок стоит по сей день, и принадлежит он не Метте Могенс, а другому знатному роду.
И время другое — наше. Солнце озаряет золоченый башенный шпиль; лесистые островки у берега — словно букеты на воде, а вокруг них плавают дикие лебеди. В саду растут розы, и сама здешняя хозяйка точь-в-точь изящный розовый лепесток, так и светится радостью — радостью благого дела, но не напоказ, а в глубинах души: сокрыто — не забыто.
Она идет к домику, что стоит в поле, на отшибе. Там живет бедная служанка, скрюченная ревматизмом. Окно крохотной ее каморки смотрит на север, солнце никогда в него не заглядывает, и виден служанке лишь клочок поля да глубокая канава за ним. Однако ж нынче в комнате светло, солнце заливает ее своими яркими и жаркими лучами, что проникают в новое окно, пробитое в южной стене.
Больная сидит, греется на солнышке, видит лес и морской берег, мир сделался огромным и прекрасным — и все это благодаря одному-единственному слову доброй хозяйки.
— Слово — пустяк, и дело-то невеликое! — говорит хозяйка. — А радость от него безмерна и благословенна!
Оттого и совершает она так много благих дел, думает обо всех, что живут в бедных хижинах и в богатых домах, где тоже хватает несчастливцев. Беды спрятаны, сокрыты, но не забыты Господом.
* * *
В большом, шумном городе стояла старинная усадьба. В доме было множество залов и покоев, но мы туда не пойдем, останемся на кухне. Здесь уютно и светло, чисто и красиво, медная утварь так и сияет, стол блестит, словно навощенный, раковина — будто новенькая ледянка. И все это трудами одной-единственной служанки, которая еще и приодеться успела, будто в церковь собралась. На чепце у нее бант, черный бант, знак скорби. Ведь заботиться ей не о ком — нет у нее ни отца, ни матери, ни родни, ни возлюбленного. Она всего-навсего бедная служанка. Когда-то она была помолвлена с одним бедным парнем, они крепко любили друг друга. И вот однажды пришел он к ней и сказал:
— У нас с тобой ничего нет! А богатая вдова из подвальчика ласково говорила со мной, сулила мне достаток, но сердце мое принадлежит тебе. Посоветуй, как быть!
— Может, и вправду там твое счастье! — сказала служанка. — Будь к ней добр и ласков, только помни: с той минуты, как мы расстанемся, нельзя нам видеть друг друга!
Минуло несколько лет, и как-то раз она повстречала на улице прежнего своего друга и возлюбленного. Выглядел он больным и несчастным, и она не могла не спросить:
— Как тебе живется?
— Хорошо и богато, во всех отношениях! — отвечал он. — Жена у меня славная, добрая, но сердце мое с тобою. Я бился изо всех сил, и битва скоро закончится! Теперь уж встретимся у Господа.
Прошла неделя, и нынче утром в газете напечатали, что он умер, потому-то служанка и в скорби. Скончался любимый супруг и отчим троих детей, пишет газета; звучат эти слова надтреснуто, фальшиво, хотя говорят чистую правду.
Черный бант — знак печали, но еще печальней лицо служанки. Печаль сокрыта в сердце и никогда не забудется!
* * *
Вот тебе три истории, три листочка на одном стебле. Хочешь еще? В книге сердца их много сокрыто, но не забыто.
Примечания
«Сокрыто — не забыто» (Gjemt er ikke glemt) — впервые опубликована в 1866 г. в четвертом выпуске второго цикла «Новых сказок и историй» вместе со сказками и историями «Сын привратника», «День переезда», «Подснежник», «Тетушка» и «Жабенок». «В сказке «Сокрыто — не забыто» объединены три картины. Первая взята из народного предания, представленного в сборнике Тиле. В нем рассказывается о госпоже, которую разбойники посадили на цепь вместо дворовой собаки. Я добавил от себя только то, как она спаслась. Вторая картина связана с событиями нашего времени, происходившими в Хольстейнборге. В третьей изображена бедная, удрученная горем девушка, которую я также нарисовал с натуры: все, о чем здесь сказано, я слышал из ее собственных уст». (См. Bemaerkninger til «Eventyr og historier», s. 406.)