Из Португалии — а кто говорит, из Испании, но это все равно — привезли утку; прозвали ее Португалкой. Она несла яйца, потом ее зарезали, приготовили и подали на стол. Такова ее судьба. Утят же ее тоже звали Португальцами, и это кое-что значило. И теперь из всего ее потомства осталась на утином дворе лишь одна-единственная Португалка. На этот двор допускались и куры, а петух неимоверно важничал, расхаживая вместе с ними.
— Он оскорбляет меня своим диким криком! — говорила Португалка. — Но он красив, в этом ему не откажешь, хотя и не сравнится с селезнем. Ему следовало бы вести себя посдержаннее, но ведь искусство сдерживать себя доступно только в высшей степени воспитанным личностям. Таковы певчие птички, что живут на липах в соседском саду! Как мило они поют! В их пении есть что-то волнующее, португальское, как я это называю! Будь у меня такая певчая птичка, я стала бы ей как мать, была бы с ней ласкова и добра, ведь это у меня в крови, в моем португальском происхождении.
И как раз в этот миг к ней свалилась с крыши певчая птичка. За бедняжкой охотился кот, но птичка отделалась сломанным крылышком и упала прямо на утиный двор.
— Как это похоже на этого негодяя кота! — сказала Португалка. — Я знаю его с той поры, как у меня самой были утята! Подумать только, такому созданию позволяют жить и бегать по крышам! Не думаю, что подобное случается в Португалии.
И она принялась жалеть певчую птичку, а другие утки, не португальские, тоже жалели ее.
— Бедняжка, — говорили они, подходя к ней одна за другой. — Сами мы, конечно, не певчие птички, но и в нас есть внутренний резонатор или что-то вроде того; мы чувствуем это, хотя и не говорим о том вслух.
— Тогда я скажу! — вмешалась Португалка. — И я помогу ей, ведь это наш долг!
С этими словами она подошла к корыту и зашлепала по воде крыльями, так что чуть не потопила маленькую птичку под ливнем брызг, но от чистого сердца!
— Вот так творят добро! — сказала Португалка. — Пусть другие смотрят и берут пример.
— Пип! — пискнула птичка; сломанное крылышко не позволяло ей стряхнуть воду, но она понимала, что ей просто желали помочь. — Вы очень добры, мадам! — сказала она, но искупаться больше не захотела.
— Я никогда не думала о том, что добра, — ответила Португалка, — но я точно знаю, что люблю всех своих ближних, кроме кошки, и уж этого от меня требовать не вправе! Она съела двух моих утят... Ну, будьте же здесь как дома! Сама я из дальних стран, что вы, конечно, видите по моей осанке и оперению. А мой селезень здешний, не моей крови, но я не спесива!.. Если вас вообще кто-нибудь сможет здесь понять, то, смею предположить, только я.
— У нее Портулакия в зобу! — сострил один местный утенок; остальные простые утки нашли шутку бесподобной: «Портулакия» звучала совсем как «Португалия». И, подталкивая друг друга, закрякали:
— Кряк! Вот остряк!
Потом они заговорили с певчей птичкой.
— Португалка — мастерица порассуждать! — сказали они. — У нас-то в клюве нет таких громких слов, но мы принимаем в вас не меньшее участие; и если мы ничего не делаем для вас, то не кричим об этом; по-нашему, так благороднее!
— У вас прекрасный голос, — сказала одна из старых уток. — Должно быть, приятно сознавать, что многие радуются вашему пению! Впрочем, я мало смыслю в этом, оттого и помалкиваю; так будет лучше, нежели болтать глупости, какие вам наговорили другие.
— Не надоедайте ей! — вмешалась Португалка. — Птичке нужны покой и уход. Не искупать ли вас снова, маленькая певунья?
— О нет, позвольте мне остаться сухой! — попросила птичка.
— Водолечение — единственное, что мне помогает! — заявила Португалка. — Развлекаться тоже полезно! Скоро к нам пожалуют с визитом соседки куры. Между ними есть две китаянки: они ходят в панталончиках, очень образованны, хотя и здешние, это подымает их в моих глазах.
Пришли куры, явился и петух; в этот раз он был весьма учтив и совсем не грубил.
— Вы настоящая певчая птичка, — сказал он. — И сделали из своего слабенького голоска все, что только можно. Но надо иметь гудок посильнее, чтобы слышно было, что говорит настоящая птица.
Обе китаянки пришли от певчей птички в восторг; она была вся взъерошенная после купания и напоминала им китайского цыпленка.
— Как мило! — воскликнули они и вступили с птичкой в беседу. Говорили они шепотом, а звук «п» произносили как настоящие китаянки. — Мы ведь вашей породы! А утки, даже сама Португалка, принадлежат к водоплавающим птицам, как вы, вероятно, заметили. Вы нас еще не знаете, но многие ли здесь знают нас или дают себе труд узнать! Никто, даже из кур никто, хотя мы и рождены для более высокого насеста, чем большинство... Да нам все равно, мы молча идем своим путем меж других, у нас свои принципы: мы видим только хорошее, говорим только о хорошем, хотя и трудно найти его там, где вообще ничего нет. За исключением нас обеих и петуха, во всем курятнике нет больше одаренных натур, а уж о порядочности на утином дворе и говорить не приходится. Мы предостерегаем вас, милая птичка! Не верьте вон той куцей утке, она коварная! А вон та пестрая, с косым узором на крыльях, страшная спорщица, никому не дает сказать последнее слово и сама всегда не права!.. Та жирная утка обо всех отзывается дурно, а это противно нашей природе: если нельзя сказать ничего хорошего, лучше промолчать. Одна лишь Португалка отличается некоторой воспитанностью, с ней можно общаться, однако нрав у нее горячий да слишком уж много она говорит о Португалии.
— Эти китаянки шепчут не переставая! — сказали две утки. — Нам они порядком наскучили; мы с ними и не разговариваем.
И вот появился селезень. Он принял певчую птичку за воробья.
— Я их не различаю, — сказал он. — Мне это ни к чему. Все они шарманки; раз уж есть они у тебя, пусть остаются!
— Пусть себе говорит, не обращайте на него внимания! — шепнула птичке Португалка. — Он весьма уважаем в делах, а дела — это главное. Ну, а теперь я прилягу отдохнуть; надо заботиться о себе, если хочешь разжиреть и быть нафаршированной яблоками и черносливом.
И она, подмигнув, улеглась на солнышке. Лежала она так славно, и сама была славная, и уснула очень славно. Певчая птичка почистила сломанное крылышко и прилегла к своей покровительнице. Солнышко пригревало так чудесно, тут было уютное местечко.
Соседские куры принялись рыться в земле; они, в сущности, и приходили сюда только ради корма. Первыми ушли китаянки, а потом и остальные. Остроумный утенок сказал про Португалку, что старушка скоро впадет в «утиное детство». Другие утки рассмеялись:
— Утиное детство! Нет, он непревзойденный остряк! — И повторили его прежнюю остроту: — Портулакия!
Так они забавлялись, но потом угомонились и они.
Прошло немного времени, как вдруг на утиный двор выплеснули кухонные отбросы. От этого звука вся спящая компания проснулась и забила крыльями. Проснулась и Португалка, перевалилась на другой бок и сильно придавила певчую птичку.
— Пип! — пискнула та. — Вы наступили на меня, мадам!
— А вы не валяйтесь под ногами! — отрезала Португалка. — Нельзя быть такой чувствительной! У меня тоже есть нервы, но я никогда не пищу!
— Не сердитесь, — сказала маленькая птичка, — писк у меня вырвался невольно!
Но Португалка уже не слышала этого; она кинулась к отбросам и отлично пообедала. Насытившись, она снова улеглась, а певчая птичка опять подошла к ней и хотела было доставить ей удовольствие своим пением:
Далеко полечу,
Я о сердце твоем
Рассказать всем хочу!
Песней этой я всех захвачу!
— Теперь мне надо отдохнуть после обеда! — сказала Португалка. — Вы бы узнали получше здешние порядки! Я спать хочу!
Певчая птичка совсем растерялась, она ведь запела от чистого сердца. Когда мадам снова проснулась, птичка стояла перед ней, желая угостить ее найденным зернышком. Но Португалка не выспалась как следует и была, разумеется, не в духе.
— Отдайте это цыпленку, — буркнула она. — И не стойте у меня над душой!
— Вы сердитесь на меня, — сказала птичка. — Что же я сделала?
— Сделала! — повторила Португалка. — Выражение не самое изящное, позвольте вам заметить!
— Вчера светило солнышко, — сказала птичка, — а сегодня темно и пасмурно! Мне так грустно!
— Вы не сильны в летоисчислении, — отметила Португалка. — День еще не кончился! Не будьте же так глупы!
— Вы смотрите на меня сердито, совсем как смотрели те злые глаза в тот момент, когда я упала с крыши на двор.
— Какое бесстыдство! — воскликнула Португалка. — И вы сравниваете меня с кошкой, этой хищницей? Да в моей крови нет ни единой капли зла. Я приняла в вас участие, и придется научить вас приличному обхождению!
И она откусила певчей птичке голову — бедняжка упала замертво.
— Что такое? — сказала Португалка. — И этого не смогла перенести? Ну, значит, она не создана для этого мира! Я была ей как мать, уж я-то знаю! У меня есть сердце.
Соседский петух просунул голову на двор и закукарекал громко, как оглашенный.
— Вы изводите меня своим криком! — воскликнула Португалка. — Это вы во всем виноваты: птичка потеряла голову да и я была близка к этому!
— Немного-то места занимает теперь невеличка, — сказал петух.
— Говорите о ней почтительнее! — возразила Португалка. — У нее был голос, она умела петь, была образованна! Она была ласкова и нежна, а это так же приличествует животным, как и так называемым людям!
Вокруг маленькой мертвой птички собрались все утки. Утки вообще сильно выражают свои чувства — будь то зависть или жалость. Завидовать тут было нечему, так что они жалели. Появились и обе курицы-китаянки.
— Такой певчей птички у нас никогда больше не будет! Она была почти что китаянка.
И они всплакнули; другие куры тоже, а утки ходили с красными глазами.
— Сердце-то у нас есть! — говорили они. — Этого отрицать нельзя.
— Сердце! — повторила Португалка. — Да, уж этого-то здесь столько же, сколько и в Португалии!
— Подумаем-ка лучше, чем бы набить зобы! — заметил селезень. — Это поважнее будет! Если и разбилась одна шарманка, то их еще довольно осталось.
Примечания
«На утином дворе» (I Andegaarden) — впервые опубликована в 1861 г. (См. примеч. к сказке «Двенадцать из почтовой кареты».) Тематически близка к сказке «Гадкий утенок».