Мотылек надумал жениться, и, конечно, ему хотелось выбрать в невесты хорошенький цветочек. Он посмотрел вокруг: цветочки сидели на своих стебельках тихо и скромно, как и подобает еще не просватанным барышням. Их было так много, что выбрать среди них невесту оказалось трудно. Мотылек не знал, на что решиться, и тогда полетел он к маргаритке. Так называют ее французы, зная, что она умеет гадать; влюбленные обрывают у нее лепесток за лепестком, вопрошая при этом: «Любит? Не любит? Плюнет? Поцелует? Ни капли?» — или что-нибудь в этом роде. Каждый ведь спрашивает на своем языке. Мотылек тоже обратился к маргаритке, но он не стал обрывать ее лепестки, а перецеловал их, полагая, что лучше действовать лаской.
— Милая маргаритка! — сказал он. — Вы мудрейшая из женщин-цветов! Вы умеете гадать! Скажите мне: кто моя невеста? Кого мне выбрать? Как только я узнаю об этом, я сразу же посватаюсь к ней!
Но маргаритка не отвечала мотыльку. Ей не понравилось, что он назвал ее женщиной, ведь она была девушкой. Мотылек спросил ее еще раз, потом еще, но так и не услышал от нее ни единого слова. Ему это надоело, и он полетел свататься.
Дело было ранней весной, всюду цвели подснежники и крокусы.
— Очень милые! — сказал мотылек. — Хорошенькие! Только еще совсем зеленые.
Мотылек, как и все юноши, искал девушек постарше. Затем подлетел он к анемонам и нашел, что они горьковаты; фиалки показались ему слишком мечтательными, тюльпаны — слишком эффектными, нарциссы — простоватыми, липовые цветы — слишком маленькими, да еще с бесчисленной родней; цветы яблони, правда, похожи на розы, но сегодня они есть, а завтра подует ветер, и они облетят. Очень уж коротким окажется брак с ними. Душистый горошек понравился мотыльку больше всех: бело-розовый, нежный и изящный, этот цветок относился к домовитым девицам, не только красивым, но и расторопным на кухне. Мотылек собрался было посвататься, как вдруг увидел совсем рядом стручок с увядшим цветком.
— Это... кто же? — спросил мотылек.
— Сестрица моя! — прозвучал ответ.
— Значит, и вы станете такой же!
Мотылек испугался и улетел прочь.
Через изгородь перевешивались цветы жимолости, там было полным-полно барышень, длиннолицых и желтых; такие, однако, не в его вкусе. Но что же было ему по вкусу? Подите-ка узнайте у него сами!
Весна прошла, прошло и лето; настала осень, а мотылек все еще не посватался. Расцвели новые цветы в роскошных нарядах, но что толку, ведь в них не было свежей, благоухающей юности. С годами сердце тоскует все больше по этому аромату, которого нет у георгинов и штокроз. И мотылек полетел к кудрявой мяте.
«Сейчас на ней нет цветов, но она благоухает от корней до самой макушки, каждый ее листочек источает аромат. Ее я и возьму в жены!»
И он наконец посватался.
Однако мята стояла неподвижно, безмолвно, а потом сказала только:
— Дружить я согласна, но не больше! Я стара, вы стары! Мы прекрасно можем жить рядом, но пожениться?.. Нет, зачем нам быть посмешищем на старости лет!
Так мотылек и улетел ни с чем. Он выбирал слишком долго, а это не дело. И остался он старым холостяком.
Поздней осенью начались дожди и слякоть, подул холодный ветер, заскрипели старые ивы. Плохо порхать в летнем одеянии в такую непогоду, приходится, как говорится, расплачиваться. Но мотылек и не порхал; ему случайно удалось залететь в дом, где топилась печка и было тепло, как летом. Он мог бы там жить.
— Но такая жизнь мне не нужна! — сказал он. — Нужны солнечный свет, свобода и маленький цветочек!
Он взлетел и ударился об оконное стекло. Его увидели, восхитились его красотой и посадили на булавку в ящичек с разными редкими экземплярами. Ничего больше сделать для него не могли.
— Теперь и я сижу на стебельке, как цветочек! — сказал мотылек. — Не очень-то приятно! Пожалуй, это похоже на женитьбу: сидишь прочно на своем месте!
Этим он и утешался.
— Слабое утешение! — говорили комнатные цветы.
«Ну, комнатным цветам не следует особенно верить, — думал мотылек. — Они слишком близки к людям».
Примечания
«Мотылек» (Sommerfuglen) — впервые опубликована в 1861 г. в альманахе «Фолькекалендер фор Данмарк». ««Мотылек» также написан в Швейцарии. Замысел сказки возник у меня во время прогулки из Монтрё в Шильонский замок». (См. Bemaerkninger til «Eventyr og historier», s. 404.)