Жил на свете чайник, и уж так он важничал, так гордился своим фарфором, и длинным носиком, и широкой ручкой! Еще бы, не у каждого есть такой носик и такая ручка, и он без конца ими бахвалился, но вот о крышке своей помалкивал, она была разбита и склеена, имела изъян, а о собственных изъянах никто говорить не любит, для этого другие охотники найдутся. Чашки, сливочник, сахарница да и вообще весь чайный сервиз так и норовят вспомянуть подпорченную крышку и посудачить о ней, ни добротная ручка, ни отличный носик их не занимают, и чайник давно это уразумел.
«Знаю я их! — говорил он себе. — И изъян свой тоже знаю и вовсе от него не отпираюсь, смиренно и кротко несу свой крест. Изъянами никто не обойден, но и достоинства тоже имеются. У чашек есть ручка, у сахарницы — крышка, у меня же — и ручка, и крышка, и кое-что еще, чего у них никогда не будет! Носик — вот что у меня есть! Он делает меня королем чайного стола. Сахарнице и сливочнику назначено быть слугами приятного вкуса, тогда как я — даритель, владыка, я дарую жаждущему человечеству благодать. У меня внутри китайские листья преображаются, соединившись с кипящей, безвкусной водой».
Все это чайник говорил во дни своей дерзкой юности. Он стоял посреди накрытого стола, и прелестнейшая рука подняла его, да вот беда — рука эта оказалась неловкой, уронила чайник! Носик отбился, ручка тоже, о крышке даже говорить не стоит, ее и без того достаточно обсуждали. Чайник без памяти лежал на полу, изливаясь кипятком. Тяжкий удар настиг его, но хуже всего было, что смеялись над ним, а не над неловкой рукою.
«Никогда я этого не забуду! — говорил впоследствии чайник, когда рассказывал сам себе про свою жизнь. — Меня назвали калекой, сунули в угол, а на другой день отдали побирушке, которая выпрашивала хоть капельку топленого сала. Так я очутился в нищете, стоял молча, недвижно, однако ж так-то и началась моя новая, лучшая жизнь. Был одним, стал другим. Меня наполнили землей — для чайника это все равно что быть похороненным, — но в землю посадили цветочную луковицу. Кто ее посадил и откуда она взялась, я не знаю; так или иначе ее даровали мне взамен китайских листьев и кипятка взамен отбитой ручки и носика. Луковица лежала в земле, внутри меня, стала моим сердцем, живым сердцем, какого я прежде никогда не имел. Во мне была жизнь, сила, мощно бился пульс, луковица пустила ростки, мысли и чувства так и распирали ее и в конце концов цветком вырвались на волю. Я видел этот цветок, я взрастил его, себя забыл от этакой красоты, а ведь это и есть счастье — забыть себя ради других! Цветок не сказал мне спасибо и не думал обо мне — его осыпали похвалами и восторгами. Я очень радовался, а уж он-то сам, поди, еще больше! И однажды я услышал, как люди сказали, что цветок заслуживает горшка получше. Меня разбили надвое, больно было ужас как, зато цветок водворился в горшке получше, ну а меня выбросили во двор, тут я и лежу старым черепком, но с воспоминаниями, которых никто не отнимет!»
Примечания
«Чайник» (Theepotten) — впервые опубликована в 1865 г. в альманахе «Фолькекалендер фор Данмарк». Сказка написана в Толедо.